И всё остальное...

Я, может, поседею, но не стану стариком Я никогда не подавлюсь обгрызенным куском Я жил всегда как я хотел и не мешал другим Но или ты или тебя: у волка есть враги!

Простите меня люди добрые Мне за мои дела достанется Когда на груди крестом руки сложите На это времени не останется

Все написанное далее не стоит воспринимать как рассказ, размышления, напутствие или что-нибудь в этом роде. Скорее, это осмысление вымышленными персонажами реальных событий, которые были или еще будут, или могли бы произойти на самом деле, но не произошли по независящим от меня причинам.

Вообще, появление "всего остального" в данном виде необъяснимо. Скорее всего "все" присутствует обычно в ходе затянувшихся, но не неловких, пауз в разговорах с милыми людьми или откровенной скуки при общении с "навозом".

"Все" может материализоваться только при витании "всего этого" в воздухе одновременно с жадной затяжкой сигаретным дымом и очередной (но далеко не завершающей события) порцией конька (с шоколадом и лимоном) при мирном проведении звездного вечера на двоих.

Главную роль здесь играет количество собравшихся взаимно милых людей (дурацкое выражение) и цель проведения звездного вечера. Число два играет здесь особенно важную роль (половая принадлежность собравшихся влияет только на общий образ "всего"). Количество же собравшихся влияет на общий дух, планомерность, скорость развития событий и позволяет (после "очередной", $бнули, поморщились!) вмешательство во что-то очень личное, не предназначенное для других. Целью же проведения данного вечера служит сам вечер, как неуловимый момент наступления ночи, плавно переходящий в новый, возможно, не менее звездный вечер.

В тот же момент "все остальное" это действительно все остальное. Все то, что остается за кадром, все то, что вырезано монтажом, все репетиции, предшествующие ответственному выступлению, все разлуки перед так ожидаемыми встречами, все почему-то не сказанные слова или не сделанные поступки — просто "все остальное".

Мороженое

Человек, собираясь идти за покупками и для того, чтобы ему не забыть что-нибудь купить составляет себе список того, что нужно купить.

Так, нужно купить, что-нибудь поесть: "картошка".

Рифмуется со словом моркошка: "морковь".

...и попить (вода из крана неэффективна): "водка".

Главное — опять не заблевать весь сортир: "туалетная бумага".

Фу, как воняет: "дезодорант".

Хм-м…, а почему бы не купить мороженого, ведь продавщица мороженого очень даже ничего: "мороженое".

А на кой мне сдалось это мороженое? "мороженое".

Или все-таки купить мороженое?

Положив этот список в карман, он одевается и идет покупать продукты по списку: картошка, морковь, водка, туалетная бумага, дезодорант.

Так, теперь пойду кулю мороженое. Не, не буду покупать.

Так и нас, как мороженое, милые нам люди просто вычеркивают из своей жизни не сказав ни слова; просто перестают звонить и общаться с нами, не объяснив почему... И не понятно, как вести себя дальше, и как на это реагировать... И захотят ли они когда-нибудь "мороженого"...

Она вернется

Я просто сидел на нем и вдруг забыл, как он называется. В этот же момент забытая последовательность букв вдруг неожиданно стала настолько важной и необходимой для дальнейшего осознания происходящего, что повисла в моей голове большой тучей и начало капать на мозги дождем необъяснимой бессмысленностью всего происходящего. Я хорошо представлял этот предмет, грубо сколотый из когда-то живого дерева. Чувствовал запах недавно срубленного дерева, покрытого густым лаком с вкраплениями железа забитых гвоздей. Я даже буквально чувствовал его потертости от чрезмерной усидчивости джинсов. Очередное поерзывание на предмете, который занимал все мои мысли, не дало никаких положительных результатов, ведь задница движет мозгом только в определенных случаях (хотя я встречал людей, у которых задница была просто эпицентром рождения основных идей, влияющих на жизнь) и я принял конструктивное решение.

Хаотично набранная последовательность цифр на телефонном аппарате откликнулась раздраженным "Алло!" в телефонной трубке.

— Извините, что беспокою вас, — собрав все свое обаяние в одно целое пролепетал я, — но не могли бы вы подсказать, как называется стул без спинки?

Нецензурная брань, раздавшаяся в ответ на мою попытку сближения с людьми, поставила меня на место и сделала из меня снова вполне счастливого человека (если человек может быть вполне счастлив). Я все вспомнил.

Вот так вот просто и ненавязчиво я проникся каким то особенным чувством к предмету, на котором я провожу большую часть своего времени. Не сомневаюсь, что могу забыть опять какую-нибудь вещь, но теперь я точно уверен, что она ко мне вернется.

Аукцион

Кого-то испортили деньги, кого-то отсутствие их.

Она продавала себя, он не мог научиться работать за деньги...

Мне было как-то неловко среди этой огромной толпы, готовящейся выйти на сцену, как только ведущий назовет последовательность слово "лот" и номер, который тебе выдали при входе.

Да и в зале среди толстых "кожаных бумажников" и "лакированных черных дипломатов" для меня бы не нашлось вполне уютного местечка, где я бы чувствовал себя на месте. Эти пухлые "бумажники" даже пахнут как новенькая, бессмысленная, только что отпечатанная купюра. Они выбирают, оценивают. Для них эта такая же игра, как и для участников аукциона.

— Ты здесь в первый раз?

Я обернулся и увидел очень симпатичную девушку, но в ее глазах... Наверняка она не знает чувства потери, она никогда не была одна, а если какие-то мимолетные мысли о существовании и возникали, то они сразу же забивались новым аукционом...

— Не волнуйся, если какой то "бумажник" не понравится тебе, ты можешь снова придти сюда, здесь тебе всегда рады, — начала лепетать она с такой легкостью и скоростью, что мне вдруг стало очень трудно не потерять реальность происходящего.

— Ты симпатичный, жалко, что ты не в зале… Видишь, вон тот "бумажник" из крокодиловой кожи с закорючистой эмблемой — я позавчера ушла от него. Вчера немного отдохнула и вот я уже снова здесь, — продолжала она, не переставая улыбаться улыбкой, которая привлекала меня как оазис усталого путника пустыни. — Он не первый, но многих других уже здесь нет в зале. Они все такие скучные — так хочется чего-то другого. Нет, ты не подумай, что мне здесь не нравится. Здесь здорово — я здесь как звезда, я здесь приближаюсь к своей цели.

А есть ли у тебя цель? Действительно ли ты знаешь, что здесь происходит?

Мне вдруг стало неожиданно так дурно от всего происходящего, что потребность увидеть закрытое облаками солнце стала бурлить во мне выходящей из берегов горной рекой. Я, словно в бреду, начал распихивать этот дурной сон… Я протискивался между людьми, готовящимися к приближению своей цели. Я видел и свою цель, она была так далеко, что казалась недоступной — этой целью был проем, закрытый большой и притягательной надписью "ВЫХОД".

Добрых дел мастер

Люди шли к нему нескончаемым потоком. Все общение сводилось к очередной для него и единственной для приходящих людей просьбе, которая немедленно исполнялась.

Часа три назад он просто сидел на скамейке в парке и любовался ветром, который с необычайным трудолюбием раскидывал вокруг листья и одновременно подталкивал облака, которые, ни в какую не собирались лететь дальше.

"Не угостишь сигареткой?", спросил похмельный хиппи, неторопливо стремившийся вперед. Мастер, улыбнувшись своими усталыми глазами, достал уже зажженный "Marlboro" из кармана повидавшей виды куртки и протянул ее ошарашенному хиппи.

— Может и пивком тогда меня побалуешь? — спросил хиппи, и так уже довольный незнакомому вкусу хорошей сигареты.

— Извини, но я могу исполнить только одно желание встречающегося мне человека, — ответил мастер, ни чуть не удивленный хипповской наглостью.

Буквально минут через сорок разношерстная компания во главе со знакомым мастеру хиппи устраивала импровизированный банкет, дружно восхищаясь способностью мастера по просьбе очередного участника доставать новую бутылку "горючего".

А через час к лавочке уже тянулась и постепенно увеличивалась очередь, у каждого участника которой было свое заветное желание, которое уже фактически исполнилось, как только человек занял свое место в толпе ожидающих.

И все эти сбывающиеся псевдомечты, напоминали какой-то праздник в доме забытой мечты, в которой каждый день наводился порядок.

Но мастер не замечал всего этого — он к этому привык, он думал о ней — о своей несбыточной мечте, которой не суждено было сбыться — о мечте мастера добрых дел.

Поэт

Не будет стихов — не будет и хлеба.

Он жил именно так, как и положено жить поэту: кричал о своей любви к ней в своих стихах, плакал ими, когда она игнорировала его. Но он был с ней, был с ней именно в той степени, в которой нужно было, чтобы писать свои стихи, чтобы воспевать свою любовь к ней, чтобы воспевать ее красоту, сравнивать ее глаза с небом, на котором только что начало восходить солнце, не успев полностью закрыть луну. А потом она ушла, ушла навсегда, не оставив даже слова, которого хватило бы еще на много новых стихов. Он перестал писать, он перестал быть поэтом.

Жалко поэта (бывшего поэта)? Знаете, поэта нечего жалеть. Он живет счастливой жизнью, у него есть новая подружка, он называет ее "любимая", он счастлив — счастлив потому, что живет новой жизнью, жизнью без стихов о НЕЙ.

Думаете, эта история слишком короткая, чтобы писать ее? Но это крик — крик о помощи — не дай мне стать еще одним бывшим поэтом. Хотя может быть только тогда я буду полностью счастлив — но сейчас мне это счастье не надо — уберите его от меня, спрячьте его, не показывайте мне и пусть я буду мучаться и не спать ночами, зато я буду писать стихи, даже если они никому не нравятся.

Холодные дни

Тающий снег и облака,
Запахи звезд, летний закат...
Я отдаю это тебе,
Но, а теперь — все и пока.

Или прости, или пойми,
Мы как в раю, были одни
Но, а теперь все, и прощай,
Ведь даже в раю бывают холодные дни...

Все как-то нелепо, когда садишься писать и не знаешь, как это сделать, просто состояние души не может никак найти себе форму в словах. А сердце, являясь эпицентром души, разрывается и никак не хочет, чтобы ты послушал свой разум, подсказывающий тебе, что нужно просто подождать, чуть позже, когда эмоции улягутся, слова появятся сами. Но выплеснуть хочется немедленно — без права исправления. Написать и сжечь, порвать, чтобы ни кто не увидел твою слабость, чтобы никто не смог проникнуть в твою душу, что бы ни пришлось потом страдать от этого проникновения. Да, именно в такие моменты рождаются рассказы бездействующих лиц, образы без персонажей, стихи о солнце, так яростно жгучем...

Застывая на часы перед незаконченным текстом, не знаешь, что писать, руки не слушаются, но как просит душа! Она ноет — эта дурацкая рана, начавшая немного заживать, за то время, пока голова была забита приземленными мыслями, вскрытая снова решением, что надо дальше как-то жить. Но разве это жизнь, когда вокруг темно, когда ищешь себе дорогу в темноте? Жизнь, когда лучик света появляется так редко? Но ради этих минут стоит хоть как-то, но двигаться дальше и ждать!?!! Ведь даже в раю бывают холодные дни. Настали они и в моей жизни. За окном великолепный летний вечер, когда хочется просто сидеть рядом, потягивать какой-нибудь прохладительный напиток со льдом и любоваться заходящим солнцем, вдыхать запах летних звезд. Перед моими же глазами, когда они смотрят в окно, моросящий дождь осеннего вечера, навивающий такую грусть, что даже деревья не радуются влаге. Но настанет день, и даже осенний дождь за окном будет казаться лучиком заходящего летнего солнца.

Вместо эпилога

Ну, вот и все... Последняя капля коньяка перекочевала из бутылки (хорошо бы вспомнить, какая это по счету) в стакан. Предпоследняя сигарета затушена одновременно с первыми каплями летнего дождя, ударившимися в оконное стекло кухни. Второй уже не готов продолжать. Остается только жадно вдыхать аромат не способствующего вытрезвлению кофе, наслаждаться дымом последней сигареты, уже предвкушая утреннее докуривание бычков и растворятся в настоящем летнем ливне...